- Во второй половине XIX века все пространство между Балтийским и Варшавским вокзалами было гигантским транспортным и логистическим хабом. Здание, которое реконструировала City Solutions, было конторой, контролировавшей работу этого хаба.
- Здание было в плачевном состоянии. В нем жили бездомные, крыши не было, прямо внутри росли деревья. В итоге реконструкция шла гораздо дольше, чем планировалось изначально.
- Иногда результат реставрации выглядит неудовлетворительно. Так происходит из-за отсутствия у жилкомсервисов денег на профессиональных реставраторов. Кроме того, чтобы выяснить, как изначально выглядела условная кариатида, нужно провести целое историческое исследование.
- Центр Петербурга — как Париж. Простых зданий тут нет. Можно перестроить дом с нуля, но лучше сохранить его историю.
- Если зданию уже больше 150 лет, но проект реконструкции был выполнен качественно, дом простоит еще как минимум столько же и будет безопасным.
- Пустые и понятные места под стройку в Петербурге закончились. Остаются сложные, но интересные объекты. Любой объект в центре — это своеобразная поэма.
Транспортный хаб позапрошлого века
— Давайте знакомиться. Чем вы занимаетесь?
— Мы строим. И делаем это уже 17 лет. В портфеле есть и торговые центры (например, «Гарден Сити»), и жилые дома, и бизнес-центры. Все это строилось под разными брендами (в том числе «Ситистройпроект» и УМ-67), а недавно мы решили объединиться в единую компанию, которую назвали City Solutions.
— И отметили это объединение новым для себя видом работ — реконструкцией?
— Не сказать, чтобы это был дебют, ведь мы и раньше работали со старыми зданиями, расположенными в промзонах, но это были небольшие объекты, как, например, в Дегтярном переулке. А вот проект на Обводном канале действительно стал крупной работой. Это трехэтажное здание, построенное в 1864 году и расположенное по адресу Обводный, 118а, литера Б.
— Что это за здание?
— Во-первых, формально это три здания, построенных вплотную друг к другу. Когда-то здесь были конторские помещения, где работали чиновники, имевшие отношение к железной дороге. Там же они и жили. В общем, это был старинный петербургский «Трамп Тауэр» (Трамп Тауэр — 68-этажный небоскреб в Нью-Йорке, принадлежащий Дональду Трампу. Используется в смешанном формате: как офисный центр, гостиница и апартаменты. — Прим. ред.).
Фото: wikimapia.org
Мы добыли исторические планы и выяснили, что во второй половине XIX века все пространство между Балтийским и Варшавским вокзалами было гигантским транспортным и логистическим хабом. Там, где сейчас находится гипермаркет «Лента» (набережная Обводного канала, 118, корп. 7. — Прим. ред.), раньше находилась П-образная гавань, куда заходили речные баржи для перегрузки товара на железнодорожный транспорт. Здание, которое нам предстояло реконструировать, было построено для контроля этого хаба.
— Наверняка во время реконструкции вам удалось воссоздать какую-то ретроспективу…
— В определенной степени да. Когда мы стали постепенно удалять нажитую десятилетиями отделку, стало понятно, что здание застало несколько исторических эпох.
Мы увидели, как когда-то закрывались одни проемы и закладывались другие. Где-то сперва был проезд с улицы, а затем владельцы передумали и построили иначе. Работа была сродни чтению исторической книги: вот слой XIX века, вот уже 30-е годы XX века, вот 60-е…
Это видно по использованным материалам, по технологии строительства: тут строители использовали деревянные перемычки, а там, уже позже, — металлические; было видно, как с годами менялись формы сводов. Явственно читалось, какие людям нужны были планировки и как они делали из уже имевшихся помещений такие, какие им требовались.
— В каком состоянии было это здание, когда вы начали работать с ним?
— В плачевном. В нем жили бездомные, крыши не было, прямо внутри росли деревья. Кое-где уже отпадал кирпич. В общем, здание стало разрушаться. На своем веку оно пережило минимум два крупных этапа вмешательств, скорее всего, после войн. Менялись перегородка, балки над новыми проемами, причем старые просто выбивались и при этом разрушалась кладка.
Фото: 2gis.ru
После Великой Отечественной войны работали уже аккуратнее, с перемычками. Правда, использовали не всегда хорошие материалы, где-то рельсу ставили. В одно помещение вообще никак нельзя было попасть — у него не было двери. Когда-то переформировали коммуналку и случайно потеряли комнату.
В итоге мы работали над реконструкцией гораздо дольше, чем планировали изначально, — больше двух лет. Закончили в 2022-м. Подбадривало отношение горожан, которые, проходя мимо, с большим интересом наблюдали за процессом. Их одобрение было для нас важно.
— К теме отношения горожан мы еще обязательно вернемся, а пока практический вопрос: как вы выселяли бездомных?
— Бог миловал, они сами оттуда ушли. Там было очень холодно — обогревались они кострами. К тому моменту, когда пора было начинать работу, всё, что горело, уже сгорело — они ведь жгли мебель, двери… Да и крыши, как я говорил, толком не было — все протекало. В общем, смысла оставаться этим людям уже не было.
Как кариатиды меняют внешность
— Теперь вернемся к отношению горожан к работе реконструкторов. В Москве реконструкция большинства исторических зданий сопряжена с участием активистов-градозащитников. Часто они выступают против и всячески осложняют работы. И ведь нередко они протестуют не зря: вспомнить хотя бы барельеф Торгового дома Кузнецова — лицо Меркурия оказалось просто обезображено. Или доходный дом Константинова, где вместо женского лица остался плоский блин. Или случается, что здание, по сути, сносят, оставляя только пару стен. Как так выходит?
— Во-первых, существует школа реставраторов, на специалистов которой у обычного жилкомсервиса нет денег. Один эксперт этой школы реставрирует XVIII век, другой — XIX, у третьего талант к лепнине, у четвертого — к живописи. Кроме того, за время своей жизни даже кариатиды меняют внешность: если вы сегодня видите, что она вылеплена красиво и пропорционально, это не значит, что она такой и была.
Строгановский дворец раньше был голубым, а теперь стоит красноватым – почему? Потому что в советское время его перекрасили в голубой. Наше здание было светло-желтым, а сейчас — темно-красное, потому что оно было таким изначально.
Когда стоит вопрос о восстановлении памятников, делается научное исследование, в ходе которого решается, какого стиля следует придерживаться и что именно восстанавливать, чего мы добиваемся. Это отдельная кропотливая работа со своим алгоритмом. И то, как она будет проделана, во многом зависит от позиции инвестора.
— И все же, иногда результат оказывается очень странным…
— Здесь нужно искать грань между недобросовестными действиями застройщика и сложившейся необходимостью. Я всегда поддерживаю своих коллег и, коснувшись этого, понимаю, насколько это сложно и тяжело. Желание «раскатать» доставшееся нам здание иногда возникало и в моей душе — потому что так проще.
Все определяется состоянием, а связанные с ним новости приходили постоянно! То нас ждали вести о состоянии кладки, то выяснялось, что где-то долго текла вода, то оказывалось, что раствор потерялся. Много хлопот было с дымоходами, которые составляют значительную часть здания, — раньше же отопление было печным. Печи были в подвале, а дымоходы — в стенах.
Из-за этого кажется, что стены невероятной толщины, но на деле они вовсе не толстые. Более того, чем выше здание, тем тоньше стены, а некоторые и вовсе исчезают. В общем, условия нашей задачи постоянно менялись! Поэтому, когда мы видим здание без стен или всего с одной уцелевшей стеной, не всегда можно говорить, что это какие-то противоправные действия.
— Получается, ни ход работ, ни результат предсказать нельзя?
— Надо сначала обследовать, потом делать. Но некоторые здания невозможно обследовать, пока не вскроешь стены. Так, например, пока мы не демонтировали полы, мы не знали, какие там крепления, какие балки, в каком состоянии гнезда. Заранее было неизвестно, что можно будет отреставрировать, а что пойдет под замену.
— А есть какие-то гарантии, что здание вообще не обрушится? Все-таки ему уже больше 150 лет…
— И еще столько же простоит. Для этого проводится профессиональное обследование. Эксперты изучают здание, а после дают резюме, имеет ли смысл с ним работать. В нашем случае выяснилось, что дом не дает трещин и что стены и подвал устойчивы. Дальше мы работали с проектной организацией, которая помогла составить план реконструкции.
Многое, правда, менялось уже по ходу дела — из-за той самой непредсказуемости, о которой мы уже говорили. К тому же хотелось максимально сохранить старинную фактуру. Накладки в реконструкции исторических зданий — системная функция.
— Да уж, к старичкам надо относиться с уважением! Никаких, кстати, скелетов в стенах не нашли?
— Это было бы очень интересно, но вынужден разочаровать читателей — не нашли. Череда пожаров, перепланировок и обрушений сохранила все подобные тайны нераскрытыми.
Градозащитники с биноклями
— Есть в законодательстве какие-то особые требования для работы с историческими зданиями?
— Исторические здания — это юридический термин. Любое здание, построенное раньше 1917 года, да и почти любое здание в центре Петербурга именно историческим и является. Защищаются все они в рамках общего закона, который четко определяет, что именно делать запрещено: например, нельзя перестраивать фронтальную зону.
Перед началом работы мы подняли архивы и выяснили, как когда-то выглядело здание, чтобы учесть это в проекте. Мы обратились в комитет по градостроительству и архитектуре и отковыряли штукатурку, чтобы посмотреть изначальный цвет здания. Таким подход к истории и должен быть.
— А зачем вообще связываться с такими проектами? Легче просто построить новый дом, а этот снести.
— Это провокационный вопрос. Центр Петербурга — как Париж. Простых зданий тут нет. В нашем случае можно было бы перестроить дома из современных материалов с точным восстановлением фасада — кстати, примерно с теми же трудозатратами. Но зато мы сейчас получили дом с историей. Старинная кладка со всеми ее дефектами и выемками сейчас смотрится живо и тепло. Разумнее было это сохранить.
Кстати, наша деликатность — это и реверанс градозащитникам. Мы были открыты перед обществом — давали интервью, подробно объясняли, что планируем сделать, следили за настроениями в соцсетях и возникающими вопросами. В итоге плохих отзывов о нас у них нет.
Да и поводов для них нет — мы работали очень щепетильно. Какие могут быть претензии! Вот дом разрушался, а вот он получил новую жизнь и украсил собой площадь. За нами пристально наблюдали — один градозащитник даже заявил, что он живет напротив и любит нашу стройку в бинокль рассматривать!
— Что сейчас в этом здании?
— Его арендует под офисы федеральная компания. Не «Газпром».
— Лофты пользуются спросом и в жилом сегменте…
— Мы рассматривали вариант его лучшего использования, но для современных квартир там не самая удобная геометрия. Была мысль сделать гостиницу, она бы хорошо смотрелась. Но мы понимали, что это будет три звезды, а это большая конкуренция. Для административных функций дом подходил лучше: тут и центр, и метро близко, и Западный скоростной диаметр.
— Как потенциальные покупатели реагируют на то, что им придется жить в доме, который простоял уже 150 лет?
— А у вас есть другой дом с видом на Аврору?
— Ну вид на Аврору — это не первая необходимость. Первая — это чтобы лепнина на голову не упала.
— Лепнина на голову не упадет — с чего бы?
— Мало ли как народ думает. Здание старое…
— Пустые и понятные места под стройку в Петербурге закончились. Остаются сложные, но интересные объекты. Любой дом в центре — это своеобразная поэма.
Разместите объявление на Циан бесплатно. Сдайте или продайте свою квартиру